ИЕРУСАЛИМСКИЙ ДОКЛАД
В знаменитой сказке Микаэля Энде «Бесконечная история» герой, чтобы добиться цели, должен пройти через трое ворот. Самые страшные ворота - вторые. Самые трудные - третьи. Вторые ворота - зеркальные, и в их зеркалах путник видит свою сущность. Часто это так пугает человека, что он сходит с ума или умирает. Но если он проходит через вторые ворота, то останавливается перед третьими. Чтобы пройти через эти ворота, человек должен забыть, откуда он пришел, куда и зачем идет. Все забыть.
Так все ужасы, все препятствия на пути надо вычеркнуть из памяти?! Это свыше сил человеческих. Но выбора нет. Он идет.
Проходит через первые ворота, оказывается перед зеркалами вторых. И видит в них нечто непредставимое, не укладывающееся ни в какие его понятия, нечто пересекающее все его догадки, все его мышление... Он не испуган, нет, - он ошеломлен, опрокинут.
Если ЭТО его сущность, то кто он сам? Откуда он явился? Куда и зачем идет? Он не знает. Все, что он знал, так незначительно перед чем-то совершенно новым, увиденным сейчас!.. Может быть, он и не забыл ничего, но это не имеет никакого значения. Все перечеркнуто. Он почувствовал, что есть какой-то другой мир, который разумом постичь нельзя, - непостижимый, бесконечный.
Он очутился на берегу Бесконечности и вдруг ощутил свое родство с этой непостижимой Бесконечностью. И в этот-то момент произошло что-то самое главное: обнаженное сердце, очищенное от всех ветхих, истлевающих одежд, встретилось с нетленным и почувствовало, что оно с ним одного рода, что это его сущность.
Как известно, имя библейского Бога - Яхве означает Сущий. Без каких бы то ни было эпитетов. Сущность бытия. Встреча с Сущим может произойти, только когда отброшено все несущественное, не-су-щее, созданное нами самими, а не той непостижимой силой, которая создала жизнь, создала нас.
Момент такой встречи и есть мистическое (т.е. таинственное) начало всякой религии.
Человеческий дух вдруг высвобождается из плена фантомов - проекций своего ума, как бы останавливает карусель мелькающих, исчезающих вещей, имеющих начало и конец, и натыкается на незыблемую Ось Бесконечного.
Это может случиться со всяким человеком, которого какой-то могучий ветер вдруг вырвет из привычного, обыденного, поверхностного и поставит перед вечными вопросами: Откуда мы явились? Где мы были до дня рождения, зачатия? Куда мы уйдем? Зачем мы проделываем наш жизненный путь? Кто мы, наконец? Какого мы рода?
Всякий, кто задается такими вопросами, подобен мальчику из сказки Энде. И он может обезумить или в испуге отшатнуться от обступившей его Бесконечности. Но он может и преодолеть свой испуг, дать своему сердцу раскрыться, углубиться и со священным трепетом почувствовать свое родство с Бесконечностью.
Да, ум подошел к своему пределу. Вот она, духовная нищета: перед умом раскрылась Бездна, поглощающая всякую мысль. Постижение умом невозможно. И, однако, это не конец, а начало новой жизни - жизни сердца, причащающегося Бесконечности. Если я ничего не знаю, если я из бездны выхожу и бездна меня поглотит, то остается только сердце, не требующее никаких ответов, переполненное любовью сердце. Переполненное любовью, несмотря на банкротство всех объяснений.
Здесь начало всякого истинно религиозного чувства. Безграничное доверие Любви. Доверяю, потому что люблю. Доверяю, потому что чувствую свою неотделимость от той не постижимой умом Огромности, которая стала моей внутренней Бесконечностью.
«Я без тебя - ничто, - сказал силезский мистик Богу, - но что Ты без меня?»
Дерзновенные слова, но совершенно закономерные. Он чувствует Бога как то величайшее целое, в котором запрятан его смысл. Мой смысл не во мне, а в Тебе. Но именно поэтому Ты без меня - малейшей Твоей частицы - не полон, не целен. Мы едины. И это великое торжество, это смысл, превосходящий всякие домыслы, все, что может изобрести ум.
Я - не отдельность, я - Твоя часть. Вот предел знания сердца, знания сердцем.
Откровение Авраама лежит в основании трех аврамистических религий.
Авраам остался один на один с Бесконечностью и познал сердцем, что ничто конечное не является причиной мира и не управляет миром. Творец всего конечного - бесконечен. Он не может быть объят умом, потому что превосходит ум. Высшее начало жизни, то, которое Авраам назвал Богом, не противостоит никому, а включает всех внутрь себя. И это величайшая тайна.
Прошли века, и откровение этой Тайны обросло священными книгами, храмами, обрядами. Возникли культы и вокруг них вся культура Средиземноморья, всех примыкающих к нему стран. Но постепенно культуры разбежались, раздробились, и религия (а слово это означает «связь») сегодня не столько связывает, сколько раздробляет, разъединяет и заставляет враждовать народы.
Мы здесь для того, чтобы вести диалог религий, научиться понимать друг друга. Но ведь это возможно, только если установить общий язык или (если обратиться к математическому мышлению) найти общий знаменатель. Этим общим знаменателем может быть только нечто неназванное, необозначенное никакими человеческими словами, настигающее нас всегда заново.
Встреча с Бесконечностью. Конечный ум как бы исчерпывает себя. Но смертное сердце при этом чувствует, что оно не одинокий оторванный кусочек бытия, а неотделимая часть великого Целого. И в этом единении с Целым находит свой смысл.
Условием такой Встречи может быть только полная открытость, обнаженность сердца, сбрасывание всех одежд, сотканных смертным умом. Предстояние в полной наготе перед чем-то бесконечно превосходящим нас и - мы чувствуем это -нуждающимся в нас, может быть, не менее, чем мы в нем. Чувство нужды Целого в каждой частице и есть таинственное ощущение Божьей любви, которую познает каждый встречающийся с Вечной Реальностью.
В таком предстоянии рождается неопровержимое никакими доводами познание, что у нас всех -одно начало, Единая Сущность. Бог един!
Мы очень далеко ушли от своего таинственного Начала. Мы разбежались, раздробились - и я понимаю, насколько труден процесс возвращения к этому Началу и какое сопротивление он может вызывать. Далеко не все, считающие себя верующими людьми, испытали эту Встречу. И даже далеко не все знают, что это такое. И однако именно испытавшие Встречу составляют некую невидимую, может быть, разбросанную по разным концам земли общину. В христианстве это называется невидимой церковью. На языке Томаса Мертона - сообществом истинных созерцателей. На языке Мартина Бубера, вероятно, это будет общество тех, кто не говорит о Боге в третьем лице; на языке суфиев - это союз тех влюбленных в Бога, в сущность свою, как влюблены были в легендарных красавиц легендарные герои, воспетые в касыдах доисламской Аравии, любовники, в жаре страсти которых сгорает все тленное.
К этому близки и «Песнь песней» царя Соломона, и многие гимны Вед, и бесчисленные стихи великого поэта-мистика XX века Тагора, обращавшегося к Богу как своему бессмертному Возлюбленному:
«Мне нужен Ты и только Ты. Пусть повторяют все это без конца и сердце и уста».
Люди, коснувшиеся сердцем своего бессмертного начала, понимают друг друга даже и без слов. Это не значит, что они одинаковы. Уподобление друг другу на поверхности означает унификацию, штамповку. Но вся бесчисленность форм имеет единую Глубину (как Дерево со всеми ветками и листьями -единый ствол, корень, сок). И в этом тайна жизни. Она божественна. Она - Бог.
Наша задача - поиск той Глубины, где неминуема Встреча, где обнаруживается наше единство. Эта Встреча не может быть на поверхности. Она - только в глубине. Встречи с Богом и через Него, в Нем -друг с другом. Но именно туда, в Глубину, нас и не пускают все те заграждения, которые мы выстроили на поверхности.
Я думаю, диалог возможен только тогда, когда будет установлена истинная иерархия ценностей. Приоритет несотворенного, непостижимого перед всеми творениями нашего разума, приоритет живого Духа, творящего все традиции, перед любыми многовековыми традициями.
Я ни в коем случае не стою за упразднение традиций, за отрицание культов, таинств, обрядов. Нет! Это наше богатство. Я только за установление истинной иерархии. За то, чтобы все сотворенное человеком поставить на второе место перед сотворенным Богом. Все формы, все буквы должны склониться перед Духом живым, перед тем несказанным, неоформленным, из которого возникают все формы. Наше тело есть Божий храм. И оно, и все рукотворные храмы - сосуды, наполняемые Духом. Сосуд, хранящий Дух, свят. Но что такое пустой сосуд?
Здесь уже звучала наша общая с Григорием Померанцем мысль, что божественный язык несказуем и все религии есть переводы с божественного языка на человеческий. Так вот, наша обязанность - помнить о том, что мы лишь переводчики. И ни Тора, ни Евангелие, ни Коран, ни Веды, ни Упанишады, ни Да-одецзин не являются подлинниками. Задача уточнения переводов нескончаема. Она перед нами стоит и сегодня. Жизнь Духа иссякает, когда есть убеждение, что наш язык есть подлинник, а не перевод. Подлинник не звучал ни на одном из человеческих языков. Человеческие языки все время меняются. И требуются новые переводы, которые могут осуществлять лишь те, ко испытали Встречу, в душе которых звучало несказанное Слово. Встреча эта происходит в молчании. Все человеческие слова замирают, тонут в тишине - и зачинается живое слово, готовое к диалогу. С другими словами, знающими, что они лишь слова. А рождающее их молчание бесконечно выше их. Оно, молчание это, и есть то самое мистическое Слово, которое слышат не уши, а вся душа и которое всегда неполно переводится на слова, воспринимаемые ушами. Разрушить можно только рукотворное и мыслетворное. Но есть что-то, что разрушить нельзя.
В Афонском монастыре жил в XX веке иеромонах Силуан. В монастыре была великолепная библиотека. Но Силуан сказал, что главное богатство монастыря не эта библиотека, а те люди, которые сами способны написать подобные книги, даже если все написанное будет уничтожено. То есть есть люди, испытавшие Встречу, люди, готовые забыть все именования, все буквы и встретиться в пустоте, в чистоте, в молчании с Творящим Духом.
Разумеется, не надо уничтожать книги и разрушать священные сосуды. Это ужасное разрушение храмов в России было великим бедствием. Но теперь,
когда в России восстанавливают храмы, вряд ли происходит восстановление истинной религиозности. Едва ли не еще больше, чем прежде, разрушается та тишина, без которой все храмы мертвы. Если Христос изгонял бичом торгующих из храма, то в современной России храмы и торговля, храмы и пошлость, храмы и ненависть живут в завидном симбиозе.
А то, что неразрушимо, тоже живет и набирает силу. И его возрождение началось в ту самую странную эпоху разрушения и осквернения храмов. Появились люди, заново пишущие книги, которые были уничтожены. Пишущие их на другом, современном языке, но тем же Духом.
Я говорю о таком могучем духовном явлении, как Даниил Андреев, говорю о матери Марии и Антонии Блуме. Я говорю о последних стихах Пастернака. Я говорю о поразительной духовной музыке России, не имеющей ничего или почти ничего общего с каноническими формами классической духовной музыки, но рожденной из той же глубины, которая одна только может противостоять смерти и бесконечному страданию.
Задача духовного противостояния аду XX века стояла и перед великим русским прозаиком Василием Гроссманом. И он удивительно решал ее. Один из героев его эпопеи «Жизнь и судьба», Иконников, потерял веру в Бога, увидев коллективизацию, голод на Украине, лагеря смерти. Он увидел великую ложь, на знаменах которой писалось Добро с заглавной буквы. Одно такое знамя сталкивалось с другим. И торжествовало зло.
Если есть это, Бога нет, решил Иконников. Но потом увидел нечто другое: простую крестьянку, обладавшую таким добрым сердцем, что никакое зло, никакая ненависть просто не могли войти в него. Эта «дурацкая доброта» перевернула сердце Иконникова, и он понял, что покуда есть она в мире, есть Бог. Он понял, что самое большое чудо - это сердце, для которого любая боль - его боль. И на этом мир стоит.
Другой герой В.Гроссмана, Иван Григорьевич из повести «Все течет», тоже прошел через многие круги ада и вышел с живой душой, открывшей новую глубину жизни.
Это ли не истинное воскресение? Прошедшие через ад души, не сгоревшие в адском огне, а высветившиеся, нашедшие любовь, которая бесконечно больше всякой ненависти, - не это ли основание для диалога религий?